Рассказ

            - Зинаида, Зинаида…. Да где ж ты…. Вот баба, вот запропастилась. Ну, не дозовешься, – запыхавшись, бегал по двору Григорий Мельников. А-а-а, ну ты погляди, нет ее и всё тут. Вот как не надо, она тут как тут, а как дела, какие - не найдешь.  Как сквозь землю провалилась.

- Ну, что ты распыхтелся, как самовар старый. В погребе я была. Тебя то не заставишь в погреб….  Вот, молока холодного выпей, остынь. Да потихоньку, не застудись.

- Вот те на, а она и вправду была под землёй, - засмеялся и закашлялся от смеха Мельников.

Выпив махом полгоршка молока и еле-еле отдышавшись, посерьёзнев лицом, Григорий затараторил.

- Да ты не спеши, говори внятно.

- Что случилось-то?

- Мы с Василием Сотниковым договорились ехать на мельницу. Вместе-то сподручнее: и мешки поднять, и покараулить, если кто отойдет, да и лошадью одной обойдемся.  Он вот-вот должен заехать за мной. Свои погрузит и заедет. Так что, Зинаида, собирай в дорогу, не мешкай.

- А что собирать? Мешки вон в амбаре стоят готовые. Грузи и вези.

- Ты, Зинаида, сама знаешь. К мельнику без бутылки не подойдешь, а то будешь сутки жить на мельнице. Собери чего поесть и денег дай.

- Поесть соберу, а деньги вон все тут,  бери, сам знаешь где.

            Григорий полез на божницу и достал десять рублей.

- Ну ладно, привезу сдачи, лишнее не потрачу.  Витька, Витька….  Ну, где же он…? Вот скакун, ускачет не дозовешься. Ну, я ему всыплю. Отец в спешке, а его не дозовешься.  Зинаида, где Витька?

- Ну, что ты всех переполошил. – Как куды собирается, аж всем тошно. – Ну, накой он табе нужен. Что ты, посмотри народ на него, ишь, чин какой.  Как же, он на мельницу едет - провожай его всё село.

- Ты, Зинаида, щас со мной поаккуратней, не то…, - раздувая ноздри на вспотевшем носу, прошипел Григорий. Вишь, в какой я щас спешке, то помолчи….

- Папань, ты звал меня?

- Где ты запропал….  Ну ка, быстро принеси мне мои сапоги яловые. Они там, в сенях подвязаны.

- Ой, яловые, ты ж в них спаришься, - с сочувствием запричитала жена.

- Не спарюсь, зато мучная пыль не попадет.

            - Тр-р-р-р, -  послышалось возле дома Мельниковых.

- Григорий, ты готов?  Давай грузить мешки, громко кричал Василий.

- Ну вот, человек приехал, а у нас, как всегда…, - засуетился Григорий. Ну, Зинаида, яж говорил – быстрее.   Витька, сапоги давай.

            Один сапог налез сразу, а второй – правый, никак не хотел налезать и Григорий вприпрыжку на левой ноге поскакал к порогу, мотая правым, как гусак головой. Сел на порог и, скрипя зубами, заголосил на весь двор: «Зинаида, ну где ты опять?  Помоги надеть сапог»

- Вот недотёпа. Сам сапог не может надеть.

- Папань, я помогу.

            Витька с матерью стали натягивать сапог: Витька тянул за голенище, а мать за пятку. Григорий от натуги сделался красный лицом, надувая вены на шее, он с силой толкал ногу. Наконец – то нога влезла, глухо стукнув о подошву. Григорий встал, постучал подошвой о землю и направился в амбар.

- Зинаида, иди быстрее, подсоби мешок поднять.

            Погрузив мешки на телегу, Григорий уселся поудобней, закурил, глубоко затягиваясь дымом, выпуская его через нос, закашлялся.

            - Витька, из дома никуды ни на шаг, мать слушайся, к вечеру буду.

            - Но-о-о, дернув вожжами, прогудел Василий, и телега со скрипом двинулась с места.

            Зинаида, перебирая губами,  перекрестила повозку и поспешила во двор.

            - Папань, харчи забыл, - догоняя телегу, Витька подал сумку.

- Ну, Зинаида…, - зло пыхтел Григорий.

            На дворе стоял сентябрь. Солнце было теплым, а воздух по-осеннему чист и свеж. Лошадь, низко опустив голову, пофыркивая, без особой натуги везла повозку. Попадая колесами в неровности на дороге, телега издавала монотонные скрипучие звуки. Григорий и Василий какое-то время ехали молча, курили не спеша. Монотонный скрип телеги стал раздражать Григория, и он первым заговорил.

- Скрыпить, как моя Зинаида, когда я с похмелья, аж всю душу выворачивает. Ты, Василий, не знаешь по чём щас мелють?

- Прошлый раз Серафим Плотников сказывал – по два -  за центнер молол.

            Григорий тут же приступил к несложному расчету.

- Если я за четыре мешка отдам четыре рубля, то остается у меня  шесть рублей.  Интересно, знает ли Зинаида моя по чём мелють…?

            Справа от дороги показался сельповский магазин. Григорий  не отрывая глаз, смотрел на двери магазина и, засунув руку в карман, туго сдавливал десятку, а в голове всё продолжал вести расчет.

- Василий, останови лошадь.  Я щас.  Подожди чуток.

            Не успел Василий докурить папироску, как Григорий, размашистом шагом уже шел обратно, а из кармана его пиджака выглядывало зеленоватое горлышко  бутылки.

- Ты, Василий, останови лошадь во-о-о-н за теми посадками, посидим, малость отдохнем.

            Ослабив чересседельник, Василий отпустил лошадь пастись, а сами расположились под березой. Разложили харчи, и Григорий торжественно поставил бутылку водки, радостно потирая ладонь о ладонь. Но вдруг улыбка сошла с лица.

            - Эх, вот закавыка какая, стакана нет. Ну что ты будешь делать. И как это я не предусмотрел.

            - Ты Григорий не волнуйси. Когда я в дорогу, то стакан при мне. Без такого орудия по делам не ездют,- заважничал Василий.

 Просидели более часа. Когда Григорий доставал сигареты из кармана, то руки постоянно натыкались на оставшиеся деньги. Он тут же резко вынимал руку из кармана,  но она снова оказывалась в кармане.

- Вот дьявол, аш в пот бросает, когда нащупываю деньги, – заметил Григорий. Ну, что ты туды всё лезешь – то, - мысленно спрашивал руку. Слушай, Василий, время есть, давай еще возьмем бутылку. Я думаю, не помешает, - вытирая пот со лба фуражкой, хрипло проговорил Григорий.

- Да, неплохо бы, - почёсывая затылок, соглашался Василий.

            Дело пошло…. Позабыли куда и зачем  едут. Василий, пошел за третьей бутылкой.

На улице завечерело. Зинаида уже несколько раз выходила на дорогу.

- Мам, папаня не приехал? – спрашивал Витька.

- Нет. Видать очередь на мельнице.  Он ить какой твой папаня.   Дома горло дерёт. А там не посмеет вперед других-то.  Широк дома, с женой, а на людях  язык глотает.

            -Тр-р-р-р, - послышалось возле дома.

-Мама, мама, папаня приехал, выходи, - суетился Витка.

- Ну, наконец-то, Зинаида поспешила за ворота.

            Только она вышла за ворота и её радости, как не бывало.

            -Зинаида, забирай своего, размахивая фуражкой, мямлил Василий.  Забирай, мне д-д-д-домой н-н-н-надо.

            Василий ещё мог как-то сидеть, держась за мешки, а Григорий, обняв мешок, спал, пуская при выдохе слюнявые пузыри.

            - Ой, ой…, паразит, ты паразит, пьяница несчастный.  Что же ты творишь, зараза такая, - запричитала Зинаида.  Ну, поглядите, люди добрые, они зерно-то не смололи.  Витька, помоги отца в дом затащить.

            Распластавшись на полу, Григорий пытался снять сапоги, но руки не слушались.

- Зинаида, а ну – ка,  б-б-б-быстро сни-ми-ми с-с-сапоги.

- Я вот те щас сниму, пьяница такая.  Что ж ты наделал, а?  Последние деньги пропил проклятый, - запричитала Зинаида.  Да чтоб ты, да чтоб тебя….  Да как же я живу то с тобой с таким….  Чтоб ты провалился. За что ж мне такая кара. У людей мужики как мужики, а этот…. Ну, дурак дураком. Ну, вовсе ума не стало. Вот горе-то, вот горе, - причитала Зинаида.

            В вечерней тишине её голос через открытое окно разносился далеко за пределы усадьбы. Григорий уже ничего этого не слышал и только издавал громкий сап.

            - Зинаида Макаровна, что случилось?  Горе, что ли какое? – поинтересовался проходивший мимо участковый.

            - А то нет.  Разве не горе, когда муж пьет, деньги пропивает, издевается.

            - Да-а-а, дела неважные, - задумчиво растягивал участковый.  А давайте мы его на место поставим.

            - Это как же? А разве он не на месте? Он на своем месте, в своем доме, всхлипывала Зинаида.

            - А вот он завтра протрезвеет, ты напишешь на него заявление, и привлечем его к ответственности за нарушение общественного порядка.  Может после этого и поумнеет.

            Зинаида вдруг перестала всхлипывать, вытерла красный, распухший нос краем платка и, выпятив вперед пышную грудь перед носом участкового начала бойко:

            - Да вы что?  Разве ж он у меня дурак, какой.  Поумнеет….  Да у него мозгов столько, сколько вам и не виделось. Поумнеет…. Он может быть у меня и есть самый умный.  А что, другие мало пьют. Вон Василий Плотников поехал лыка не вяжет, а Мишка Лопухин как пьет и за женой с топором. Семен Дерюгин курицу за бутылку продал цыганам.  А мой-то, ишь,  раз напился и сразу его в дураки.  Не-е-ет, мой Гришка не таков.  А что деньги пропил – заработает. Он заработал, он и пропил.  Не-е-е-ет, я своего в обиду не дам.  И вы, товарищ участковый, пожалуста проходите далее.  Да мой Гришка самый золотой мужик.  И умнеть ему не надо, он и так умный. Разберемся, тут дела семейные. Давай-давай….

            -Вот баба, - подумал участковый. Вот и разберись попробуй в их делах.

            Проснулся Григорий рано и обнаружил себя, лежащим на полу. К своему удивлению, он увидел, что левая нога босая, а на правой – сапог.  По привычке хотел позвать жену, но вовремя спохватился.

            -Щас начнется, - и приготовился к атаке. У-у-у, проклятый, Григорий со злостью замахнулся на сапог.  То не наденешь, а то не снимешь, пыхтел Григорий, надувая щеки до ломоты в глазах,  пытаясь его снять.

            Так и сидел на полу, обхватив руками больную голову, и ждал нападения Зинаиды.

Пошарил по карманам. Нашел двадцать две копейки.

- Да, как раз на кружку пива.

            Представив перед глазами холодное пенистое пиво, хотел проглотить слюну, но не получалось. Во рту всё пересохло.

            В сенях заскрипела дверь, и послышались шаги.

            - Идет, щас начнетса, - приготовился Григорий.

            - Гриша, проснулся, - ласково улыбаясь, подошла Зинаида. Ну, вот и хорошо.  Голова – то поди болит. А то как же.  Вон вчера, сколько выпил, как же ей головушке твоей не болеть – то.  Ну, ничего, переболеешь.  Ты, Гриша иди чайку горячего выпей и полегчает. Он, чай-то, осадит тошноту.

            Григорий, как ошарашенный, смотрел округленными глазами из-под взлохмаченных волос на Зинаиду и не мог понять её поведения.

            - Ты, что Зинаида?  Ты не заболела?

            - А что?  Разве, похоже? - улыбалась жена.

            - Ты это, Зинаида брось.  Что-то не то.  Ты, почему на меня не ругаешься?  Ведь ты должна на меня щас ругаться, а то бывает и ударишь чем поподя.  А ты вон жалеешь меня.  Не пойму я, Зинаида, твоего поведения.

            - А зачем тебя ругать.  Что ты пьяница какой, или хуже других.  Ты у меня не хуже других.  Вон и Витка тебя как любит.  А что деньги пропил, так это не беда. Ещё заработаешь.  Ты, Гриша, не переживай.

            - Ты это, Зинаида, хватит, такие слова-то…, - дрожащим голосом заговорил Григорий.  Не должна ты меня жалеть, а ты вон как….

            - Нет, Гриша, должна я тебя жалеть.  А хто ж тебя пожалеет, если не я.

            - Что ж ты надо мной делаешь, Зинаида.  Что ж ты мою душу так встревожила, всю наизнанку вывернула, - сказал и заплакал.  Уж лучше б ты меня обозвала как, или ударила чем и то мне лехше было.

- Нет, Гриша, не буду я тебя ругать, - и, обняв мужа, поцеловала.

            Григорий дрожащей рукой нащупал в кармане пиджака мелочь.

            - Возьми вот, тут на буханку хлеба хватит.  А завтра я пойду, я, я, Зина заработаю, обязательно заработаю.

            - Ну, куды ж ты идешь за мной в одном сапоге, - Эх ты, Яшка-артеллерист. Давай помогу сапог снять.

Н. Чербаев.                                                                                                         29.06.2011 г.