Не успел.

Рассказ.

            В магазине с самого утра образовалась очередь. Но странное дело: ни шума, ни гама не было. Не было привычного, в таких случаях, окрика – эй, вы там не пропускайте без очереди, нам тут всем некогда! Если кто приходил из мужчин, то продавец Галина уважительно приглашала наперёд, а женщины, позабыв, зачем пришли, с любопытством слушали Дуську – шепталку. Прозвище за Дуськой закрепилось по той причине, что, когда она выдавала женские секреты (по секрету всему свету) то переходила на шепот, оглядываясь по сторонам, не следят ли за ней, как она выдаёт тайны. За глаза так и звали её - Дуська– шепталка.  Дуська, конечно, знала,  как её величают, но привыкла, так и живёт с этим и не обижается.

            - Сидим мы со своим Петруней на порожке, поджидаем сыночка, завораживает разговором шепталка.  Как же, знаем, вот-вот должон подъехать с женой и детьми. А уж почитай год прошёл, как не видались. Ой, бабы, сердце заходилось туды-сюды, туды-сюды, места не нахожу. Чую, как радость к горлу подпирает, ни дыхнуть мне, ни…, потому, как с минуты на минуту должны подъехать. Мой на меня вроде со злом, - чё ты раскудахталась!? А у самого вижу, поджилки под коленями трясутся от волнения. И только я зашла в избу водички попить, ить и была – то в избе нет ничего, а этим временем наши и подъехали. А я и не увидала, как они ехали. Мне бы потерпеть, не заходить в избу-то. Выхожу на порог, а они уж тут: сынок мой Витька, его жена Танька и детки ихние, Вовка с Ленкой. Петруня мой уж внучат обнимает, видать с Витькой и Танькой уже поцеловался. Я уж  и не помню, как с порога сошла им навстречу. Иду, а ноги не держуть, вот, сколько нервов было от радости.

            В магазин Дуська - шепталка пришла, конечно же, не за продуктами. Продуктов из Москвы привезли много, городских, таких в деревенских магазинах не купишь.

            По случаю приезда дорогих гостей, в доме Евдокии и Петра было шумно и весело.

Долго распаковывали сумки с гостинцами и подарками.

            - Это, мама, тебе, - вручая пакет, Виктор поцеловал мать. А это, папа, тебе, - Виктор пожал отцу руку.

            - Ой, сынок, спасибо, надо ли было так тратиться, поди, ведь дорого, - в обычной манере в таких случаях,  с выражением жалости на лице, - запричитала мать.

            - Вот запричитала, - возмутился муж. Радоваться надо, да благодарить таких детей. Не у кажных родителей такие дети вырастают. А у нас вон…, - не договорив, Петро поднял правую руку с оттопыренным большим пальцем вверх.

            У Петра с Евдокией трое детей, Виктор – первенец.  Окончил школу, уехал в Москву. Поработать пришлось на разных работах, но с детства проявлял интерес к военной форме. Так уж сложилось, что не получилось стать военным, и поступил Виктор на службу в милицию.  Заметив в нём честность и принципиальность, направили на учёбу в Высшую школу. Незадолго до окончания школы назначили его на офицерскую должность и присвоили первое офицерское звание. Влюбился Виктор в темноглазую Танюшку, сотрудницу отдела, в котором он работал. Свадьба была скромной. Так вот и живут в любви и согласии. Плод взаимной любви – двое детишек. Теперь Виктор при высокой должности, полковник. Родителей Виктор почитает, и каждое лето всей семьёй приезжает в гости и, конечно, с подарками.

            Двое других детей, Светка и Лёнька, тоже в люди вышли, живут хорошо. Светка - в Саратове, а Лёнька - в Пензе.

            Свет в окнах погас далеко за полночь. Как только все улеглись спать, Евдокия принялась примерять обнову: коричневый джемпер с накладными карманами и платок ему под цвет, с люрексом по краям. Ночь для неё получилась бессонной. Разве можно заснуть. Всё перед глазами: и Витька с Танькой, и внучата, и подарки. Только начнёт забываться, и всё снова повторяется. Лишь на рассвете удалось немного забыться.

Засыпая подумала, - пойду завтра с утра в магазин, одену наряд, покажусь бабам.

            Пришла ровно к открытию магазина.

            - Ой, бабоньки, а сколько же подарков наши привезли нам с Петруней…! Вот, глядитя на мои обновы, - продолжала шепталка, - поглаживая на себе джемпер. А Петруне моему – и рубаху, и штаны, и шляпу.

             Очередь взорвалась смехом.

            - Ой, Евдокия, и куды ж теперь твой Петруня в ней пойдёть?

            - Не толь его таперча в начальники назначуть!?

            - А что, - поставив руки в бок, с гордостью заговорила шепталка, - это он теперь для всех Петруня, а вы забыли, когда он был Петр Иванчем, а? Сколь лет кладовщиком то был?! Яму не привыкать быть начальником!- парировала Дуська и заметалась вопрошающим взглядом, как бы спрашивая, - ещё будут вопросы?

            Егор – хмурый (такая кличка прилипла к нему в деревне за его неразговорчивость и хмурый вид) вошёл в магазин в самый разгар бабьего смеха и потому его появление осталось без внимания. Остановившись у входа, он дослушал, хвалебную речь шепталки и, поняв, что бабья очередь замерла по причине её выступления, прошёл наперёд.

            - Мне бутылку водки, какую подороже, получше значит, палку колбасы, тоже хорошей, ну и там, сырку, да ситра полторашку, - негромко со строгим видом на лице, сделал заказ Егор, вынимая из кармана штанов кошелёк.

            Очередь, пока Егор делал покупки, на время затихла и, как только он вышел, снова оживилась.

            - Глядитя, бабы, чтой-то хмурый таких дорогих гостинцев набрал? Неужто какие гости у него? – послышалось из толпы.

            - Эх, бабы, да какие гости?! Кто к нему…? Сын вот уж почитай лет десять не является, всё по заграницам разъезжает, совсем родителей забыл, - изобразив плаксивое лицо, жалобно пропела шепталка. И Анну яво вон уж как хворь одолела, всё на сердце жалуется. Вот и захотелось мужику себя потешить.

            Однако Дуська догадывалась, для какой цели Егор всё это купил.

            - Ну, Галинка, теперь давай гостинцы моим внучатам, да побегу я, а то уж сколь времени, как ушла,- засуетилась Дуська.

            Егор видел, как вчера приехал Виктор с семьёй. Виктор, когда приезжает, обязательно приходит к нему в гости. По этой причине он и пришёл в магазин. Хоть и не было на лице у Егора написано, но в душе он рад был приезду Виктора. Когда Виктор приходил к нему, то его посещение Егору, вроде как, заменяло сына.

            - Ты, Анна, приготовь какие соленья на закуску, ну там огурчики, грибочки,- тяжело опускаясь на стул, - пробасил Егор.  Я вон там кое-что прикупил в магазине, положи в холодильник. Витька-то уж теперь точно вечерком заглянет. Угостить надо по-хорошему.

            Егор придвинул к окну стул, опёрся локтем на подоконник и, не меняя грусти на уставшем лице, смотрел на резвившихся в саду, детей Виктора. Через неширокую улицу ему хорошо были видны их радостные лица. Возле ограды, в тени сирени, на старом, оставленном там много лет за ненужностью бревне, сидел их дед, с удовольствием затягивался сигаретой и наблюдал за внуками. Егор пытался вспомнить лица своих внуков, но у него ничего не получалось.

            - Вот как время стирает память, подумал Егор, - не могу уж и вспомнить своих.  Эх, Славка, Славка, и что же ты за сын такой, уж тебе ли не помнить о родителях, не тебя ли мы растили и лелеяли? Ведь не хуже других старались. И росли вон вместе с Витькой. А ты посмотри как Витька к своим, а как - ты…?!, - заговорил вслух Егор, будто Славка, сидел рядом. Славка и вправду был рядом, но только на фотографии, смотрел на отца  весёлыми глазами и широко улыбался. Егор встал напротив портрета, - Смотришь, улыбаешься, вроде и доброе лицо, а чтож ты так сердцем-то очерствел, а ?

            Славка ровесник Виктору, вместе росли, вместе ходили в школу, по окончании школы оба уехали в Москву. В Москве Славка окончил институт, получив специальность инженера-строителя. Пока учился, да и потом, когда работал, часто навещал родителей. Женился, получил от организации комнату в семейном общежитии. Карьера его сложилась удачно, стал руководителем строительной компании. Жена тоже получила должность заведующей отделением в больнице. Обзавелись просторной квартирой, купили машину, родили двоих детей. И стал Славка всё реже и реже навещать родителей, а отпуск всё чаще стали проводить за границей.

            Летний день вместе с солнцем опускался за край ржаного поля, которое начиналось сразу за огородами. Среди густых веток сирени резвились неугомонные воробьи. За версту от огородов, посреди поля виднелись зелёные берега озера. За высокими берегами озёрной глади воды не было видно, но Виктор помнил все береговые загогулинки: где купальни, где камышовые заросли, где лодочные приколы.  Ему вдруг захотелось окунуться в голубую свежесть воды и размашистым брасом доплыть до середины, как в детстве.

            - Нет, - решил Виктор, - завтра на озеро вместе с семьёй, а сейчас надо к дяде Егору.

            - Здравствуй, дядя Егор, тётя Аня, здравствуйте! - заходя в дом, душевно поздоровался Виктор. Вот гостинцы вам, а это, тётя Аня, тебе платок, вам с мамой одинаковые.

            - Анна, собери на стол, засуетился Егор.

            - Вы тут по- мужски поговорите, а у меня кое-какие дела, - виновато оправдывалась Анна.

            Она знала, что состоится разговор о Славке и без неё Егору легче будет выговориться.

            - Ну, дядя Егор, как вы тут поживаете? Славка не обещался приехать?

            - Да как мы тут, так вот помаленьку и поживаем. Анна моя совсем расхворалась, сердечко часто прихватывает. Истосковалось её сердце-то. Он ведь Славка–то не отказывает. Бывает, что и позвонит, благо щас телефоны такие. И о здоровье справится, и пообещает приехать в отпуск, а как время подходит, глядишь, а он уж на каких-то островах. А там и отпуск закончился и снова на работу. Ты ведь знаешь, какая у него работа, - говорил Егор, как бы оправдывая сына. А ты, Витька, что не бываешь на энтих островах?

            - Нет, дядя Егор, не бываю. Мне и тут хорошо, в нашей Ольховке. Тут мне всё близкое и родное. Да и Таньке моей нравится тут, и детишкам раздолье, и родителям радость.

            - Да-а-а-а, ты, Витька, вон как размышляешь. А наш Славка видно по-другому. Да видать ещё и Наташка его подбивает на энти острова. Она ведь когда тут бывала, то сколько капризов выдавала: то ей удобств не хватает, то грязь в дождь не нравится. А он ведь Славка-то всё по ней. Вот такая она наша жизнь. А Славка вот уж девять сезонов глаз не кажет. Уж очень хочется на внуков поглядеть. Помрёшь - не увидишь.

            - А ты, дядь Егор, взял бы, да и съездил к ним в гости, пока силы есть.

            - Дык, как же это я поеду без приглашения?! Нет, мы хоть и деревенские, а на это не способны, какую-никакую, а совесть на этот счёт имеем.

            - Ну, дядя Егор, спасибо за угощение, пойду я, - пожав руку, Виктор вышел на улицу.

            - Боже мой, какая красота! - вглядываясь в сумерки тёплого вечера, с восторгом произнёс Виктор. Какие там острова заморские?! Вот он остров – моя родная Ольховка!

*  *   *

            Лето подходило к концу. Днём было солнечно, а утренние зори уже дышали осенью. Егор с Анной с нетерпением ожидали сына. Ведь обещал в этом году хоть не надолго, а приехать. Сотовый телефон был постоянно на виду, вдруг сынок позвонит, а они не услышат. На ночь Егор ложил телефон рядом. Проснётся и нащупывает рукой, на месте ли он, а потом долго не может заснуть, всё думки разные думает.

            Звонок раздался утром, когда завтракали. Наспех проглотив непрожеванную пищу, Егор дрожащей рукой схватил телефон,- ало, ало, ало, Слава, слушаю, слушаю.

            Разговор был недолгим. Анна всё это время сидела с открытым ртом, как бы боялась, если закроет рот, то помешает разговору. Егор тяжело опустился на стул.

            - Ну, вот и встретили сыночка, - выдохнул Егор, - завтра уезжают на курорт, за границу уезжают.

             Тяжело шаркая ногами, он вышел на улицу, сел на порог и закурил. Грудь Анны прошила резкая жгучая боль. Она с трудом дошла до кровати и легла.

            Скорая медицинская помощь увезла Анну в районную больницу. Недолго билось больное сердце Анны. Умерла Анна, когда сын был на курорте.

            Дрожащими руками Егор держал телеграмму, только что, принесённую почтальоном, в которой было  одно единственное слово – вылетаю.

- Эх, сынок, долго ты летел, девять лет летел, да не успел, - прошептал Егор, и заплакал. Он плакал тяжело, навзрыд, уж слишком тяжкий груз обиды и потери лежал на его сердце.

Николай Чербаев.  Февраль 2014 г.