|
рассказ
Бывает
такое, не часто, но бывает, когда нахлынут воспоминания о родителях – душа
просится туда – на кладбище. Особенно хочется посетить кладбище осенью, когда
стоит теплая, тихая погода, когда сама жизнь, как бы замирает, и становится
неторопливой, размеренной, без суеты. И на кладбище: всё там тихо и строго -
строгие могилки, строгие кресты и спокойные, глядящие в вечность, глаза с
фотографий дорогих сердцу людей. Трава
пожухлая, могилки открыты и хорошо просматриваются на расстоянии. Кладбище, как
и семейная усадьба, для сердца является не менее дорогим местом, ведь тут покоятся
самые близкие люди. И когда подходишь к могилкам, то всем сердцем ощущаешь
необъяснимое чувство теплоты и нежности к дорогим холмикам. Хочется создать там
уют. И веришь в то, что родные это обязательно заметят. Порой кажется, что тут
не так уж все и мертво, а идет своя тихая жизнь. Но только она без продолжения,
а имеет, как - бы, обратный отсчет. Ведь мы же не можем угадать, как бы
сложилась жизнь у человека после смерти, но мы вспоминаем её со дня смерти и
прокручиваем кадры жизни назад. Вспоминаем, каким человек был, как он жил и
делаем свои выводы.
С
какой иногда легкостью и опрометчиво мы даём заключение – правильно жил человек
или неправильно. А имеем ли мы на это право – судить человека?
Солнечным
днем, когда деревья полыхали осенним костром, я и отправился навестить могилки
родных мне людей. Кладбище расположено в границах села и идти мне пришлось,
конечно же, по селу. На пути встречались знакомые люди. С кем - то, просто
поздоровавшись, шёл дальше, а с кем - то и останавливался не надолго. Путь мой
был недолгим и вскоре я оказался на кладбище. Не проходя вглубь, постоял,
всматриваясь в спокойные лица на фотографиях, и пошел дальше, читая имена на
крестах и памятниках. Многих узнаю и представляю их когда-то живыми. Все
могилки обустроены по-разному: есть простенькие: холмик, крест и никакой
таблички, есть кресты с табличками и фотографиями, а есть – с кованой оградкой,
памятником из мрамора и фотография во весь рост. Холмик, заросший травой, и
деревянный крестик с фотографией, это могилка Игнатова Василия. Жил дядя Вася
небогато. Семья была большая. Трудился, трудился, все старался, чтобы было не
хуже людей. Да так весь изработался, здоровьем ослаб, умер, а богатства не
нажил. Жил простенько, так же простенько и на могилке. Однако, детей в люди
вывел. Разъехались они далеко от родных мест. Поэтому особо и некому приглядеть
за могилкой-то. Прохожу дальше. А вот памятник из мрамора Лехе Свиридову. Как
же, хорошо помню Лёху, не на много моложе меня. Рано умер, в 40 лет. Жил
хорошо, богато. Все было, а вот здоровья не хватило. По-разному люди относились
к состоянию Лёхи: кто завидовал и шипел по - змеиному: « Что ему, мол, Лёхе-то
не жить, наворовал, вот и живёт». А кто говорил сочувственно: «Не легко Лёхе
даётся копеечка». Уж чего-чего, а чужие
денежки мы умеем считать. Да-а-а-а, справедливо ли настигает смерть людей или
нет…? И вообще, зачем она нужна – смерть – то…? Жил бы и жил бы себе человек. А
то ведь нет, она обязательно придет. И ведь не знаешь, когда она явится. Оно и
к лучшему, когда не знаешь. А то бы каждый день был подготовкой к её встречи.
Стою,
размышляю. Тихо вокруг. Только ворон, следуя за мной, перелетая с ветки на
ветку, нарушит тишину ненадолго и снова тихо. Сзади меня хрустнула сломанная
ветка, и послышался шорох шагов. Повернулся – дед Иван стоит.
-
Здорово, дядь Вань. Что, тоже решил навестить своих?
-
Да, вот пришел жену навестить, поговорить с ней, посоветоваться. А как же. Я
обо всем только с ней и советуюсь. Это ничего, что она тут, она меня слышит.
Да-а-а, ишь, вот как оно дело – то обстоит, закончил свой диалог дед Иван в
привычной только ему манере.
-
Да как же, дядь Вань, ты советуешься, ведь в могилке жена твоя, разве услышит тебя?
-
Жена то в могилке, а душа то, она на воле, она все видит и слышит. Да-а-а, ишь, вот как оно дело – то обстоит.
-
Так, значит, дядь Вань, не только её одной душа на воле, а всех, тут лежащих?
-
А как же, так оно, сынок, и есть. У всех душа на воле. Душа она, сынок,
бессмертная. Это тело тленное, а душа - нет. Ведь оно как получается: когда
человек живет, то и душа при теле, она вроде как и при теле, но свободна, а как
помирает, то душа с телом расстается и уходит в жизнь вечную. Да-а-а, ишь, вот
он как дело-то обстоит.
-
А вот ты, дядь Вань, скажи – там, после смерти и вправду есть жизнь, и какая
она, как она там живет душа-то? У всех одинаково, или, как тут: кто богат, то и
там также, а кто бедно, то и там….
-
Тут, сынок, дело такое: мы все живем по совести. Она и определяет богатство
нашей души. В той жизни ценится не наши блага, а там цену имеет душа. Душа
бывает богатая, а бывает бедная. У кого какая совесть была тут, такая и жисть будет
после смерти. Вот и получается, кто хорошо, а кто - плохо. Кто - то теряет совесть в пьянке, в
разврате, кто - то трудится по совести, а кто - то наживает себе богатство
обманом. Всяко бывает. Одним словом, сынок, каждый сам себе тут, на земле,
подготавливает условия той жизни.
-
Ну, вот же Игнатов Василий, дядь Вань, он вроде и по совести жил, трудился, детей
растил. А оно вон как вышло: и богатства не нажил, и умер рано.
-
Тык ить, вот я и говорю, в чем оно
богатство-то, сынок, разве в машине или красивом пиджаке? Богатство его, оно и
было в его детях и в его доброй душе. Ты же помнишь его? Какой он был весёлый,
приветливый. А детей как любил? Ты что-о-о… Ведь о нём так и говорили в селе –
душа человек. Оно, конечно, здоровье – то он
подорвал, но он вырастил пятерых детей и все при деле. Вот ить куды ушло
его здоровье-то. Разве это не богатство, разве не в этом счастье? А может там – на небесах его Господь – то и пожалеет.
Там его душе и будет место, какое совесть заслужила. Ить вот как, сынок, получается: тут мы все
разные: кто побогаче, кто победнее, даже могилки устроены у всех по-разному. По
ним – по могилкам – то, видно кто как жил, да только мы не знаем, кто и как это
наживал, по совести или нет. Судить не нам. И это всё снаружи – на земле. А ты
загляни под холмик. Для каждого покойного там всё одинаково: и глубина, и
ширина, и «богатство», всё одинаково для всех: и для бедных, и для богатых.
Да-а-а, ишь, вот как оно дело-то обстоит. Кому оно нужно тело бездыханное?
Никому. Вот Господь и определил для всех одинаково. А для каждой живой души
будет своё место там – на небесах и определяется оно по грехам нашим. И над
каждой грешной душой состоится суд Божий. Каждый ответит за свои грехи, содеянные
им тут – на земле. Вот тогда и будет ясно, кто, как жил – по совести или нет.
Тут, сынок, мы живем временно, а там – вечно.
Ить вот оно как, сынок, по делам нашим Господь и воздаст. Да-а-а, ишь вот оно как дело-то обстоит. А ты пойди, пойди, поговори со своими.
-
Да, дядь Вань, пойду к своим схожу.
-
Хорошие у тебя были родители, царство им небесное. Ну, до свиданья, сынок,
пойду-ка я к своей старухе, погутарю.
Дед
Иван уходил, шоркая мелкими шажками по опавшим листьям. Я смотрел ему вслед и
думал: «Наверное, правильный он человек…? А какой я на этой земле, какое
занимаю тут место, для чего я тут и что меня ожидает там – в жизни вечной…?
Н. Чербаев.
|