Жизнь с поворотами.
(Рассказ)
Бригадир Илья Степанов сквозь тусклое стекло, густо усиженное мухами, задумчиво смотрел на колхозный двор. Небольшая комната в конторе теперь была его рабочим кабинетом. Перед глазами, как на экране, были видны и пучки соломы, разбросанные по двору, и конюшня с подгнившими столбами денника, и телятник с редкими островками уцелевшей побелки на стенах. Телятницы в грубых резиновых сапогах и замызганных халатах, теперь уж и не понять какого цвета, одна за другой выходили к воротам, накладывали в корзинки зелёнку и, согнувшись в три погибели, заносили эту неженскую ношу в помещение. В конце колхозного двора за высокой навозной кучей, медленно опускалось солнце, подсвечивая далёкий горизонт. Затухающая вечерняя заря вызывала у Степанова, какое – то необъяснимое чувство волнения. Казалось надо бы наслаждаться ласковым тёплым закатом – но нет, нет радости на душе. Всего несколько часов назад его избрали на эту должность. И вот смотрит он через окошко на колхозный двор, и нет радости. Одна забота. Во всём запущенность.
-Да-а-а-а, и почему же я раньше этого не замечал. Так не должно быть, чтобы навозная куча заслоняло солнце.
Илья Степанов местный, весь, как есть, деревенский. Родился в деревне, так и живёт, и никуда, как некоторые его сверстники, уезжать не пытался. Окончил восьмилетку, пошёл в колхоз на лето подработать, да так и остался в колхозе. Работал на разных работах, но плотницкие – ему были ближе. В бригаде четверо плотников, а его назначили старшим. Доверяли, вот и назначили. Илья – мужик с трезвой головой, так говорили о нём в деревне. Личное хозяйство вёл грамотно, на ногах стоял крепко. И за колхозное дело переживал не меньше, чем за своё.
Апрельская непогода сошла на нет, и в конце месяца установились тёплые дни. Теперь уж плотники на перекур выходили на улицу и дымили кто самосадом, а кто магазинными папиросами. За разговорами мужики не услышали, как со стороны кузницы к ним подъехал председательский УАЗик. И только скрип тормозов заставил их оглянуться.
- Ого, к нам начальство пожаловало, - доложил Иван Пенкин, долговязый плотник, с рябым лицом и широким красным носом. Он быстро встал, бросив под подошву сапога недокуренную козью ножку. Остальные тоже, как по команде, затоптали окурки и, поднявшись с отшлифованного задним местом бревна, вслед за Пенкиным устремились в плотницкую.
Степанов шел последним.
- Илья, - окликнул председатель.
Степанов остановился и развернулся в сторону председателя.
- Илья, разговор есть, - закуривая папиросу, председатель присел на бревно и пригласил присесть рядом.
– Ого! – удивился председатель, увидев усыпанную окурками землю, это сколько же вы курите?
- Да тут не мы одни, тут вроде курилки, - ответил Степанов, скосив взгляд на папиросу председателя.
- Вот что, Илья…., как там тебя, прости, не помню отчество?
- Макарович, Илья Макарович я.
- Есть предложение назначить тебя бригадиром. Ты же, наверное, видишь какое положение в бригаде? Запустил Иванов работу. Посмотри вокруг, что творится. Непорядок. Наладить надо работу в бригаде. Кроме тебя некому.
Слова председателя, - кроме тебя некому, - сразу же подкупили самолюбие Степанова. Он почувствовал значимость своего положения. И, конечно же, не было мысли отказаться от предложения, но для важности и показать, что он не стремится к должности, всё же стал возражать.
-А что, может и лучше меня кто найдётся, мне и тут вроде не плохо.
После недолгого разговора Степанов дал согласие. А на следующей неделе, на двери конторы висело объявление: В субботу в 11 часов состоится бригадное собрание. Повестка дня: Выборы бригадира в бригаде № 2.
Собрание было решено провести в клубе. Управившись с колхозными делами, бабы спешили домой переодеться и вот уже в цветастых праздничных платках шли в клуб. Мужики на собрание прямо с работы так и пришли в кирзовых сапогах, в выгоревших под
солнцем пиджаках и фуражках. Председательствующий собрания бухгалтер Смирнов, худощавый, среднего роста фронтовик, в очках с круглыми стёклами, встал, важным взглядом поверх очков осмотрел зал и зачитал повестку дня.
Слово взял председатель колхоза и коротко охарактеризовал кандидата Степанова
- Кто желает высказаться по кандидатуре, - обратился председательствующий в зал и его взгляд остановился на Пенкине.
Пенкин замер, лицо вспыхнуло краской, отчего нос покраснел ещё больше, и выпучив глаза на бухгалтера, глухо выдавил из пересохшего горла: «А почему я то, я что…»?
- Вы, товарищ Пенкин, долгое время работаете вместе с Ильёй Макаровичем, кому как не вам держать слово о своём товарище, - возразил Смирнов.
- Пенкин не стал сопротивляться: встал, откашлялся, успокоился, скрутил мозолистыми руками в трубку фуражку и начал: «Степанова Илюшу, Илью, ну, теперь, как вроде, Илью Макаровича я знаю с детства…» Он начал излагать биографию кандидата в бригадиры с момента его рождения с подробностями по годам. Время шло, а он дошёл только до 20 летнего возраста, а впереди ещё около 20 лет. Председательствующий Смирнов заметно нервничал и то и дело двигал листок с повесткой дня по столу, а то снимал и снова надевал очки, смущённо смотрел то на председателя колхоза, то в зал. Пытался что-то сказать Пенкину, но тот не слышал его и не видел, он никого не видел и не слышал, а смотрел в одну точку, на сучок в потолке, и говорил. Говорил и мял фуражку, придавая ей сущую бесформенность, и было слышно, как хрустнул переломленный козырёк. Сидящая рядом с ним жена Клавдия не выдержала и ухватилась за козырёк фуражки, пытаясь вырвать её, но он, как клешнями, вцепился и, не прекращая говорить, резко потянул на себя, оставив в руках Клавдии козырёк. Говорил Пенкин так, как будто был уверен, что только его пламенная речь и поможет Степанову стать бригадиром. Тимофей Колесов стал дёргать его то за штанину, то за пиджак, намекая закончить, но Пенкин, как от назойливой мухи, отмахивался от Колесова и продолжал, вытирая время от времени с губ белые шарики слюны. Тимофей, уцепившись за карман пиджака, так дёрнул, что тот оторвался и повис неровным лоскутом. И только тут Пенкин прервал речь, и чуть не отвесил оплеуху по затылку Колесову.
Увидев оторванный карман, жена Пенкина бросила на Колесова орлиный взгляд, а по её искривляющимся губам можно было только догадываться, какие нехорошие слова, были адресованы в его сторону. Председательствующий собрания, как будто рад был такому стечению обстоятельств и, пользуясь моментом, призвал присутствующих к соблюдению спокойствия. Опустившись на стул, Пенкин не успокоился и стал предъявлять претензии к Колесову.
- Ты зачем самовольничаешь, имущество портишь, заставлю новый пинжак покупать!»
-Тык я это тормозил тебя, - оправдывался Колесов, - разошелся ты с речью то, а уж домой всем надо, а твоему докладу конца не видать. Формализим тута наша речь, тута без нашего слову всё решено, понимать должон. Ишь ты, как разошёлси, не остановишь! Докладчик хр….в!
- А ты меня не оскорбляй, а то я, я ведь и могу…, - зашипел Пенкин, подняв кулак над головой Тимофея.
- Товарищи, колхозники, прошу тишины, - успокаивал Смирнов, стуча карандашом по графину с водой. Может ещё кто-то хочет высказаться? Прошу!
Зал загудел: « Нечего больше говорить, Пенкин и так хорошо за всех сказал и мы с ним согласные».
- Ну, тогда голосуем, - предложил Смирнов. За, против, воздержавшихся нет. Единогласно.
Колхозники шумно покидали место собрания.
- Егор Петрович, - окликнул председатель Иванова, теперь уже бывшего бригадира. Ты ключи то от кабинета, да там, какую есть документацию, сдай Степанову. Да обиды не держи.
Так закончилось собрание, и началась новая жизнь бригадира Степанова.
Иванов вместе с ключами и документами вручил и офицерский планшет.
- Планшет мой личный, дарю тебе, мне он теперь не нужен, а для бумаг удобен.
И вот теперь, оставшись один в кабинете, Степанов прощупывал взглядом колхозный двор, обнаруживая беспорядок. Он вышел из конторы и пошёл в сторону дома. Возле конюшни ему встретился Ефим Конюх. Конюх это не фамилия Ефима. Он всю свою жизнь трудится конюхом, вот и прилипла к нему эта кличка вместо фамилии.
- Илья, или уж теперь Илья Макарович, как к тебе лучше то обращаться? Ты ведь теперь начальство! Погодь ка чуток, Илюш. Тут вот у меня есть малёк, мож быть отметим твоё назначение то? Или как?
- Нет, Ефим, ты это убери. Не могу я теперь употреблять с тобой на рабочем месте. Ты же должон понимать, что я для тебя теперь начальство и эти действия должен пресекать. И ты теперь на работе ни-ни, увижу, буду принимать меры. Вот так Ефим! Ты вот посмотри лучше на денник. Разве можно так лошадей содержать. А в помещении что творится, всё навозом заросло. Вот завтра и начнём наводить порядок с твоей конюшни. Да, и лошадей давать колхозникам только с моего согласия и без этого там малька за пазухой.
Степанов подошёл к ненавистной ему навозной куче.
- Надо же, навоз он и есть навоз, а на закате всю красоту собой заслоняет. Завтра же тебя не будет тут, - строго предупредил он навозную кучу».
Шёл Степанов домой не спеша по сырой от вчерашнего дождя песчаной дороге, сплошь взрыхлённой копытами вечернего стада коров. Возле дома, бросаясь с визгом от радости под ноги, его встретила дворняжка Мушка. Хозяин ласково потрепал её за ухом, от чего она ещё больше извивалась и била хвостом о землю, не давая проходу.
- Что-то припозднился ты, садись, ужинай, - позвала Катерина, ставя на стол молоко вечерней дойки и жареную картошку.
- А ты чего на собрание не приходила?
- Дык что ж это я пойду голосовать за мужа, и так всем понятно за тебя буду. А тут уж Верка Скворцова прибегала, рассказала, как выбирали, да про Ивана Пенкина тоже.
Не имея большой охоты, Степанов всё же поужинал и пригласил жену для разговора.
- Слухай меня, Катерина. Какой ни есть, а я теперь руководитель. Надо бы приличнее иметь одёжку. Чтож это я буду в кирзовых то ходить, да в этом засмоленном пиджачке! Ты, Катерина, вот что, езжай завтра на базар или в магазины райповские, да прикупи мне сапоги хромовые. Или ботинки…?,- задумался Степанов. Нет, лучше сапоги, по нашей то местности. Купи штаны - галифе, рубаху, пиджак, да фуражку, жалательно кожную.
- Эко, вот эта наговорил, - возмутилась Катерина. Где же денег то взять на всё это!
- А ты что предлагаешь мне наравне с рядовыми ходить, - вскипел Илья. Эт я тебе ещё галстук не приказал купить, а то и галстук нужон будет, если когда в район то вызовут, ежели там премию вручать будут или ещё, какую награду.
- Герой какой нашёлси, ни одного дня не работал, а уж премию ему давай, вот чудак, - рассмеялась Катерина.
- Ну, это я так, к примеру. Ты как хош, а галстук всё жа будет нужон. Вот так Катерина!
Долго они обсуждали список вещей, которые надо будет купить.
Ближе к полуночи заявка на одежду новому бригадиру была утверждена супругой.
Степанов долго не мог заснуть. Всё перед глазами: собрание, колхозный двор, новые сапоги, галифе. А больше всего его беспокоила навозная куча, закрывавшая красоту вечернего солнца.
- Катерина, а ты галстук сможешь завязать, если вдруг надо будет? Вот ведь незадача. Я то, сама знаешь, не носил такую вещь.
- Илья, спи уже, вставать скоро, а ты …
Степанов даже обрадовался, что Катерина не спит. Он думал, что она спит, а она не спит и начал вслух строить планы на новый рабочий день.
- И вот ещё, что, Катерина, ты теперь при людях то зови меня посурьёзней, не Илюша, а Илья, можно, конечно без отчества, жена всё ж. И сама соответствуй положению, платок подвязывай концами назад, так современнее, а не под бородой.
- Да с кем же это я сплю? С мужем или с бригадиром, - возмутилась Катерина. Всё о работе, да о работе. Вот уж повезло с бригадиром то поспать, никогда этого не испытала, а тут на тебе, бригадир под боком.
- Не испытала, так испытаешь, - развеселился Степанов и, навалившись, до хруста стиснул под собой тело жены.
- Что ты, Илья, что ты аккуратней…
На стене громко тикали ходики – тик-так, тик-так, тик-так…
- Нет, Илюша, и никакой разницы между тобой и бригадиром я не почуяла, всё одинаково, почерк один и тот жа.
- Ну, спи теперь Илюша, спи, и ни об чём не думай. Научимся и галстук завязывать и …
Через день Степанов облачился в новую одежду. Всё было непривычно: и эти хромовые сапоги скользили кожаной подошвой по зелёной траве, и эти галифе, казались бабьей юбкой. Он шёл и не знал, куда деть руки, будто они мешали ему. Засунуть в карманы пиджака, не хотелось оттягивать карманы, держать в карманах галифе, неудобно.
Ему казалось, что все обращают на него внимание, и оттого испытывал неловкость.
- Положение обязывает, думал про себя Степанов, - буду терпеть, привыкну.
Он вошёл в контору, взял планшет, повесил его через плечо и важной походкой, изменённой по причине новой должности, как хозяин положения, пошёл по колхозному двору. Навстречу шёл бывший бригадир Егор Иванов в кирзовых сапогах с завёрнутыми голенищами и в стареньком пиджаке. Молча, махнув головой, в знак приветствия, он прошёл не останавливаясь. Степанов посмотрел ему вслед, сосредоточив взгляд на кирзовых сапогах и поношенном пиджаке. Постоял недолго в задумчивости и, увидев жену, позвал к себе.
- Катерина, ты сапоги кирзовые и старую одёжу не выбрасывай, сохрани. Жизнь она такая, разные повороты могуть быть!»
Николай Чербаев. Апрель 2015 г.
|